Магнитогорск
— Вы родом из Магнитогорска — города, который, если касаться спорта, ассоциируется с хоккеем. Почему выбрали волейбол?
— Все просто — на урок в школу пришла волейбольный тренер, Наталья Павловна Исаева, она попросила всех мальчиков встать, а я был самым высоким в классе. В итоге, она пригласила меня в спорт. класс, объяснила плюсы: тогда были тяжелые времена, существовали перебои с продуктами, а на спорт выделялись хорошие деньги и все это там было —обеспечивали формой, давали талоны на питание. После разговора со мной, состоялась беседа с родителями — там им она рассказала о моих возможных перспективах уехать из Магнитогорска, стать профессиональным спортсменом.
Хотя, как потом Наталья Павловна призналась, она не ставила целью сделать из меня профессионального спортсмена, а просто хотела забрать с улицы — в то время ведь не было компьютеров, и все дети пропадали на улице, где было не все спокойно.
Волейбол зацепил меня сразу, а до него, чем я только не занимался: ходил на футбол, фехтование, занимал второе место на городских соревнованиях по настольному теннису. Но ко всем этим видам я терял интерес довольно быстро —занимался около двух месяцев и бросал.
При этом, в волейболе стало все получаться — я начал заниматься в пятом классе, а к окончанию учебного года получил вызов в сборную Челябинской области. В итоге, через несколько лет, на соревнованиях меня заметил Иван Федорович Валов, который пригласил в ростовский спорт. интернат. Так я оказался в Ростове-на-Дону, где и сделал первые шаги в профессиональном волейболе.
— Вы уехали из Магнитогорска в 16 лет. Родители отпустили сразу?
— Мой тренер Наталья Павловна Исаева довольно убедительно объяснила, почему мне стоит принять предложение и переехать в Ростов. Там передо мной открывалась перспектива заниматься волейболом на серьезном уровне, а в Магнитогорске был только металлургический комбинат. Она так и сказала: «Чем он будет заниматься тут? Пойдет на завод или будет грузчиком?». В общем, родители долго не сомневались. Что касается меня, то в 16 лет многие хотят уехать, пожить вдалеке от родителей.
— Вы сказали, что тренер хотел забрать вас с улицы. Много успели увидеть на улице?
— Нет. Единственное место, где я проводил время на улице — спортивная площадка. Я не могу сказать, что был тихоней и во всем слушал родителей, но всех «прелестей» улицы вкусить не успел. Сейчас на многих ребят, с которыми я жил во дворе, страшно смотреть. Вроде бы росли до 16 лет вместе, общались, но их нынешний образ жизни ужасает — я рад, что меня там нет.
— Сейчас для общения на расстоянии есть Skype, мобильная связь. А как вы общались с родителями?
— Тогда были переговорные пункты, где надо было заказывать звонок, но до него было далеко идти. В итоге, я как уезжал летом из дома, так до следующего лета от меня не было весточек. Не знаю, как родители все это вынесли — я думал, что это абсолютно нормально: что может случиться, я же жив, уехал учиться. Сейчас же, став отцом, я прекрасно понимаю тогдашние чувства родителей — я очень жду звонков сына, и когда он звонит, то это большая радость.
— Ваше самое яркое воспоминание из детства?
— Наверное, Новый год — мандарины, подарок от отца Кубик Рубика и переезд в новую квартиру. Мы жили в однокомнатной квартире и родителям на комбинате, где они работали, должны были дать двухкомнатную квартиру. Папа пошел в управление, где распределяли жилплощадь, а ему говорят: «Двухкомантных квартир нет, трехкомнатных — нет, есть четырехкомантная — брать будете?». Когда он вернулся домой, поначалу, ему никто не поверил даже.
Ростов-на-Дону
— Некоторые спортсмены любят рассказывать ужасы о проживании в интернате: о голоде, холоде, неуставных отношениях. В Ростове-на-Дону с такими проблемами сталкивались?
— У нас все было просто замечательно. В те времена ростовский спорт. интернат считался одним из лучших в стране. Я ведь стоял перед выбором — поехать в школу Ростова или Екатеринбурга. Но в Екатеринбурге был очень жесткий отбор, требования, условия — тренеры били игроков, кидали в них ключами, и я выбрал Ростов-на-Дону. Там было сделано все довольно удобно: на первом этаже столовая и залы для тренировок, на втором — школа, на третьем — наши комнаты. Можно было проснуться за 5 минут до урока, почистить зубы и вперед.
— В Екатеринбурге били, а в Ростове?
— У нас были хорошие отношения — наш 1974 год сразу влился в коллектив и завоевал уважение у старших ребят. Нас не били, а даже наоборот — защищали. Мы жили вместе с парнями из других секций, и на нас как-то решили «наехать» борцы — тут же подошел парень из группы 1971 года рождения и сказал, чтобы нас не трогали. В итоге, он дрался один на один с кем-то из борцов, защищая нас.
— Дисциплина в школе была спартанской?
— Да. На этажах у нас сидели бабушки-смотрительницы, в 10 вечера во всем корпусе отключался свет, чтобы мы не смотрели телевизор.
— Когда-нибудь убегали из интерната?
— Конечно. Ходили на заработки по выходным — денег не хватало, а на шее у родителей сидеть не хотелось.
— Вагоны грузили?
— В том числе. Но чаще помогали строить дома в частном секторе. Приходишь, видишь, что стройка идет и спрашиваешь: «Помощь нужна?», а в ответ: «Да, сейчас Камаз с кирпичами придет, на второй этаж перетаскать надо». Так вот искали работу.
— То есть первую зарплату вы получили не с помощью волейбола?
— Да, первая зарплата была на стройке.
— Службу в армии вам засчитали игрой за СКА?
— Да. Мы пришли на присягу, приняли ее и отправились назад на тренировку. Нам даже форму не выдавали. Единственное, один раз нас дернули в часть, когда приезжал какой-то генерал — мы пришли на одну ночь, с утра он нас проверил, а вечером мы вернулись в город. Моя служба прошла так.
ЦСКА
— Вы помните свой первый матч на профессиональном уровне?
— Да. Это был 1991 год, еще чемпионат СССР — меня выпустили против команды из украинских Черкасс буквально на один-два мяча, но я был очень счастлив и горд, что удалось дебютировать. Сейчас даже не помню, как сыграл, но сам факт игры помню.
— В одних источниках есть информация о том, что вы после нескольких лет в Ростове продолжили карьеру в МГТУ, в других — в ЦСКА. Где правда?
— Я подписывал контракт с МГТУ на два сезона, но через полгода убежал оттуда назад в Ростов. Там были невыносимые условия, и работали те же люди, что и сейчас — Нечишкин, Макаров. Они все время придумывали какие-то наказания, платили меньше, чем пообещали, заставляли убираться в раздевалке, мыть пол в зале. Я однажды там чуть в голодный обморок не упал на тренировке — у меня элементарно не было денег на еду. В итоге, тренер накормил за свой счет и вместо того, чтобы отпустить восстанавливаться, с полным животом отправил тренироваться. Мне обещали квартиру, а в итоге я жил в непонятной общаге, и когда терпение лопнуло, убежал назад в Ростов, где отыграл еще два сезона, и уже после этого перешел в ЦСКА.
— Кроме ЦСКА у вас были и другие варианты продолжения карьеры. Почему остановились на Москве?
— Тот переход вышел очень забавным. Я был молодой, особо не соображал и подписал контракты сразу с несколькими командами. Сначала ко мне подошел Геннадий Яковлевич Шипулин, я подписал соглашение с Белгородом, потом дал согласие играть за Нижневартовск, следом за «Искру» и ЦСКА, плюс еще с кем-то договорился — я одновременно подписал контракты с пятью клубам сразу! Ко мне подходили, звали, озвучивали условия, а я отвечал: «Окей, давайте». Когда же пришло время получать лицензии на игроков, в федерацию 5 клубов заявили, что я играю за них. Ко мне после этого Юрий Петрович Фураев подошел и сказал: «Костя, ты что творишь? У меня 5 контрактов от клубов лежат, и за все ты играешь — так нельзя».
После раздумий я остановился на ЦСКА, где в то время была очень сильная команда: Игорь Курносов, Костя Ушаков, Сергей Ордиенко, Станислав Шевченко, Сережа Ермишин, Саша Березин и другие сильные ребята. Денег там предложили меньше всего, но мне хотелось там поиграть, и со временем пришло понимание, что я поступил правильно.
ЦСКА дал мне многое. Я до сих пор с теплотой вспоминаю то время. Там был очень справедливый тренер Олег Алексеевич Молибога — он мог кричать на нас, материться, но я сейчас понимаю, что это было не со зла, чтобы спустить собак и выпустить пар, а необходимо для работы.
Школа игры с теми ребятами, которых я перечислил, позволяет мне до сих пор оставаться на плаву, быть в обойме, добиваться успехов. Да, я не играю в стартовом составе, но все равно стараюсь приносить пользу команде. Плюс в ЦСКА удалось почерпнуть те знания, которые могут пригодиться в тренерской карьере, которой я хочу заняться, когда закончу играть.
— В вашей копилке есть два золота чемпионата России — одно вы завоевали с ЦСКА, другое с Казанью. Какая из этих наград ценнее?
— Они одинаково ценны для меня. Когда мы выиграли золото с ЦСКА, у нас не было большой конкуренции среди соперников, поэтому медаль досталась относительно легко. После той победы я подумал: «Сейчас у меня попрут победы, каждый год золото буду собирать», но я ошибался.
Если брать чемпионство с Казанью, то, несмотря на хороший подбор игроков, нам пришлось побороться с московским «Динамо» — судьба золота решалась в пятом матче.
Игра за границей
— В 1999 вы отправились в Турцию. Решили заработать?
— Просто появился шанс поиграть за границей и я им воспользовался. Я никогда не был игроком уровня наших сборников, которых звали в Италию. Турция в волейбольной иерархии была третьей страной, куда приглашали российских игроков — там был хороший сильный чемпионат, неплохие финансовые условия.
— Болельщики там уже тогда были сумасшедшими?
— Нет. С ними познакомился в прошлом сезоне, когда мы играли в Лиге Чемпионов. Но насколько я знаю, это были не волейбольные болельщики, а футбольные фанаты, которых специально пригласили на одну игру — вот тогда было страшно играть.
— А сами успели сходить на футбол в Турции?
— Ходил, когда играл в Анкаре. Это был матч местной команды против «Галатасарая», и меня удивило то, что 90% болело за Стамбул. «Галатасарай» для турок как для россиян «Спартак» или ЦСКА и они, приехав в гости, играли как дома.
— Кроме Турции вы успели поиграть в Польше. Что дал вам год, проведенный там?
— Это был новый этап для меня в плане осознания волейбола — раньше я просто играл в волейбол, а со временем стал его понимать, осознавать, что это не просто игра, где надо прыгнутьи ударить, что там есть своя тактика, стратегия. В Польше у нас был тренер советской закалки — мы тренировались очень много. Но именно там я впервые столкнулся с такой вещью, как статистика и разбор игр. Первое время я вообще не понимал, что мне говорят и зачем, ведь в России этого никогда не было — мы выходили и играли, никто не давал нам бумаги, где было написано, как играет твой соперник. В Польше же все эти моменты показывали, объясняли — я даже не предполагал, столько лет играя в волейбол, что есть нюансы, о которых не знаю.
Мне очень нравилось там, однако потом возник вариант с возвращением в Турцию, и я покинул Польшу. При этом моя жена осталась играть там, и самое забавное, что в команду пристроил ее я.
— Это как?
— Когда я играл в Польше, она родила нам сына и год провела вне спорта. Когда сын немного подрос, она попросила меня договориться в клубе о том, чтобы потренироваться с местной женской командой. Там дали добро, она около месяца тренировалась с ними для поддержания формы, а ей предложили контракт с командой! Но мне к тому моменту поступило более интересное предложение из Турции и я, после совещания с женой, отправился туда.
Тренерство
— Вы сказали, что хотите стать в будущем тренером. Конспекты за своими тренерами уже давно ведете?
— Года четыре. Я не могу сказать, что веду заметки постоянно, но собираю в компьютере определенный материал, записываю какие-то интересные моменты. Мне удалось за карьеру поработать с разными тренерами, у каждого я выделял какие-то свои положительные моменты, которые откладывал у себя в голове.
К тому же, я уже посещаю различные тренерские курсы — когда я выступал за Калининград, мы с Костей Ушаковым ездили в школу тренеров первый раз, а два года назад я прошел курсы тренеров для Высшей лиги Б. Это довольно интересно, там есть, что почерпнуть, хотя половина вряд ли пригодится в работе.
— Вы были на этих курсах самым молодым?
— Даже не знаю. Их посещали Вадик Хамутцких, Денис Матусевич, другие играющие ребята. Все-таки, мы вечно играть не будем, поэтому надо задумываться о будущем.
— То есть о тренерстве задумались уже всерьез?
— Да, года как 3−4. У меня периодически появляются мысли завершить карьеру игрока и стать тренером.
— Что останавливает? Возможность заработать?
— Заработок — не маловажный фактор. Не секрет, что став тренером, я перейду на существенное снижение зарплаты, но главное не это. Просто пока нет предложений тренерской работы. Два года назад меня звали в Калининград на тренерский мостик, но потом поступило приглашение из «Локо», и я решил еще поиграть.
Если сейчас поступит предложение от хорошего клуба, то я готов завершить свою карьеру игрока.
— Получить предложение от хорошего клуба без опыта будет довольно трудно. Разве нет?
— А я и не претендую на пост главного тренера команды Суперлиги или Высшей лиги, А — если такое предложение поступит, то я откажусь. Это неправильно. Прежде чем замахиваться на роль главного тренера, надо 2−3 года поработать помощником. Я готов возить тележку с мячами, лишь бы у меня появилась возможность поработать с сильным специалистом. Одно дело сидеть и анализировать дома какие-то вещи — тогда у тебя все получается, другое — когда перед тобой стоит 12 человек, счет 23:23 или 15:20. Что сказать в этот момент, как завести ребят и вернуть в игру? Мне кажется, что уже пора начинать учиться.
— Вы сказали, что берете от каждого тренера понемногу. Чему вы научились у Андрея Воронкова?
— Отличительная черта Андрея Воронкова — дисциплина. Причем не только игровая, но и вне площадки. Если анализировать, то это действительно помогает добиваться результата. У нас в команде нет игроков, которые по статусу равны Михайлову, Волкову — только Саша Бутько, который прошел закалку сборной России, но мы играем и показываем хорошую игру. Это все благодаря дисциплине.
— При каком тренере вы проходили самые жесткие сборы?
— В «Локомотиве» и ЦСКА, когда мы ездили в Болгарию. Что касается Новосибирска, то этот сезон еще более-менее — может быть, я привык к требованиям, был физически готов, а вот в том году пришлось не сладко. Мы приехали в Анапу, и я там «умирал» — было очень тяжело, те три недели мне запомнились. После тренировок я ничего не мог делать — приходил в номер, падал на кровать и просто лежал, у меня все болело. Хотя, наверное, просто не был готов — до «Локо» я играл в Калининграде, а там мы абсолютно ничего не делали. Мы не проходили сборы, из-за финансовых проблем по ходу чемпионата не тренировались, а просто выходили на матчи. Я в тот сезон последние 2−3 тура был даже вторым тренером. Естественно, после такого, я был физически не готов к серьезным нагрузкам — все бегали легко, а я умирал. А вот прошедшим летом нагрузки были чуть больше, но я их выдержал на ура и даже ходил вечерами с ребятами гулять (улыбается).
— Во время первого сбора в Анапе вы не пожалели, что подписали контракт с «Локо»?
— Нет. Я ведь понимаю, что предсезонные сборы — самое важное время, когда закладывается база на весь сезон. Когда спортсмен говорит, что сборы не нужны и только отнимают силы — это все не правда. Так говорят, чтобы себе жизнь облегчить.
— Наверное, с возрастом приходится более внимательно относиться к еде. Вам от многого приходится отказываться, чтобы держать себя в форме?
— Единственное, от чего я отказался, это гарниры: картошки, макароны. И от хлеба с майонезом. Остальное ем в полном объеме. Правда, когда заканчивается сезон, ограничения снимаются, и я на все это налегаю… Но когда начинаются сборы очень жалею, что позволил себе слабину в еде! (смеется)
Еще нам нельзя есть мучное. Когда были в Германии на матче Лиги Чемпионов — не устоял, съел несколько булочек, сосисок с майонезом. Прилетаем в Новосибирск, встаю на весы — 97 килограмм, при игровом весе 95. А у нас каждые 3 дня — взвешивание. Пришлось потрудиться, чтобы согнать 2 килограмма.
Продолжение интервью читайте тут.
Фото: Александр Лукин Текст:Юрий Землянов
